Пилот особого назначения - Страница 36

— Как же мы исправим, товарищ инженер-капитан? Стандартный режим отрабатывается…

— Я не-е-е знаю! Хоть ссыте на них, хоть друг другу в ладошки, а потом поливайте! Всё! Всем работать!

Свирепый и оскаленный командир БЧ-5 скрылся в корпусе, а Терешко развел руками и попросил нас гулять в другом месте.

— Ну вы же видите! — извинился он. — У вас свое начальство, у нас свое. Вас БЧ-5 не тронет, а нас сгноит. Так что…

Терешко сделал жест, будто подметал что-то, мы «подмелись» — пошли скучать кто куда.

Я двинул по длинному коридору от двигательного, через четвертый отсек в пятый и на лифте поднялся на верхнюю обзорную площадку. Хотел посмотреть на звезды и предаться бытовым мечтам, на которые времени и сил катастрофически не хватало.

Обзорная показалась пустой — ряды кресел и ни одной волосатой макушки над спинками.

Но, обойдя их, я понял, что ошибся. Центральное седалище оккупировал товарищ Иванов, сгорбившийся над пачкой бумаг.

Он почуял меня и поднял глаза — уставшие, невыспавшиеся, красные.

— Андрей, — сказал он, и я невольно засобирался прочь, но следующая фраза меня остановила: — А ведь я был не прав.

— В чем, товарищ Иванов? — спросил я, переминаясь с ноги на ногу.

— Я настаивал до последнего, что ягну используют математический язык записи и общения. Математика — универсальное средство, одинаковое во всех рукавах Галактики. Химию с физикой я не учел.

— Ягну? — переспросил я.

— Ты присаживайся, Андрей. — Иванов указал на кресло подле себя. — Ягну — так называются наши недобрые знакомые. Эти самые. Стрелявшие в вас над Титаном, спасшие тебя в наотарском лесу, взорвавшие, наконец, Моргенштерн.

Я замер над креслом, а потом тяжело в него плюхнулся.

— Неужели книгу расшифровали?! — воскликнул я.

— Расшифровали. Не думаю, что мы когда-нибудь сумеем перевести ее дословно, но некоторые смыслы нам открылись. Вот распечатка. — Он потряс кипой бумаг.

— Так это же здорово! Разрешите полюбопытствовать, о чем книжка?

Иванов усмехнулся, погладил лысину, пролистнул листы и прищурился в мою сторону.

— А тебе зачем?

Я сделал такое лицо, что Иванову оставалось только расхохотаться.

— Ха-ха-ха! Ладно! Большого секрета нет — ты свой, тебе можно. Это не вполне книга. Это нечто среднее между дневником пилота ягну и комментариями к их… их, если можно так выразиться, Библии. Насколько я понял из чтения, в их среде считается комильфо писать религиозные комментарии, перемежая с собственными мемуарами. Потом — когда и если — пилот умирает достойно, его записи увековечивают на золоте и хоронят вместе с ним.

У меня возникла тысяча вопросов. Две тысячи.

Еще бы!

Начальник наш замордовался настолько, что броня его непрошибаемая дала трещину, и наконец с ним можно потолковать, да еще по такому любопытному поводу!

В результате я задал самый идиотский вопрос:

— Пилот? А как его зовут, выяснили?

— Представь себе. В нашем понимании имен у них, судя по всему, нет. Есть позывной, который напрямую коррелирует с иерархическим статусом и заслугами. Наш клиент — очень и очень заслуженная персона, точнее, персоны. И звали его — или их — Позитрон Первый.

— Господи! Что за имя такое! — удивился я.

— Физико-химическая азбука, Андрей. Они общаются на таком языке. Для них имя, скажем, Натрий Фтор значит не меньше, чем для меня Алексей Сергеевич Фомичев. Не меньше, а куда больше.

Далее Иванов пустился в нуднейшую лекцию о сложностях понимания письма чужаков, о чем я в меру своей испорченности поведал выше. Не дано мне понять подобные штуки. Философско-химическая подготовка хромает.

А потом пошло поживее.

— Разрешите вопрос, товарищ Иванов? — спросил я, когда лекция выдохлась.

— Чего уж там, спрашивай, — дозволил он и откинулся в кресле, глядя на звезды.

— Вот вы сказали: «Библия».

— Сказал.

— У них что, тоже есть религия? Неужто эти страхолюдины верят в Бога?

Иванов помычал, впервые на моей памяти затруднившись с выбором слов.

— Видишь ли… м-м-м… Во-первых, религия — неверное слово. Философия, возведенная в ранг религии, так будет точнее. Называется она «Осевой Доктриной», «Стержневой Доктриной» или просто: «Доктриной». Сразу оговорюсь, что все названия мы адаптируем к нашему уровню понимания. Они условны, но смысл примерно такой.

Он посмотрел на меня со значением, делая паузу для моего встречного умного вопроса.

— А во-вторых? — спросил я (не самый умный вопрос, чего уж там, признаю).

— Что «во-вторых»? — не понял Иванов, но затем сообразил: — Ах, ну да! Удивительно! Но! В Бога они безоговорочно верят! Называют его Единый Повелевающий Информаторий Вселенной. То есть ягну — стопроцентные монотеисты. Но никаких моральных последствий осознание реальности божества у них не имеет. То есть ягну отлично понимают, что такое хорошо и что такое плохо, но это их ни в малейшей мере не беспокоит. Бог для них недостижимый субъект… над-астрополитики. А значит, он не служит источником и проводником какой-либо морали.

— Как же они живут… ну… сосуществуют друг с другом? — не понял я. — Ведь если нет морали, значит, все можно! По отношению друг к другу тоже!

Иванов в редком для него возбуждении вскочил с кресла и принялся зачитывать выдержки из своего гроссбуха, темпераментно бия ладонью в страницы.

— Не все так просто! Слушай… где это… ах, вот! «Доктрина предусматривает исключительно понятие взаимной выгоды». — Он поднял глаза от бумаг и ткнул пальцем в мою персону. — Этот сегмент Доктрины — учение наших евростаричков Гоббса, Локка и Руссо, логически развитые до абсурда. Квазигосударство ягну называется Генеральным Партнерством, где объединение индивидуумов происходит на основе взаимной выгоды. Чтобы не возникало общественных трений, общество разделено на касты по биологическому признаку. Специальные особи, созданные искусственно в далекой древности, пилотируют флуггеры. Особо уважаемые Патриархи-навигаторы управляют звездолетами и так далее. Им друг без друга просто не выжить, стало быть, объединение выгодно.